* * *
Не надо рыдать и отчаиваться,
У смерти отсрочки просить:
Мы в должное время отчалим,
Как облако белое в синь.
И быстро исчезнем в невидимости,
Не надо искать нас вдали.
Всевышний всем место выделит,
Жилище определит.
ТАКИЕ ВРЕМЕНА
Такие наступили «трали-вали»
В республике свободного труда.
Когда-то очень сильно воровали,
А как сейчас, наверно, никогда.
Утрачена уверенность и сила,
Едва горит унылая свеча.
Из-за «бугра» на нас шипя косились,
А нынче тычут пальцем хохоча.
Куда ни глянь — машины-иностранцы
(Да, вот такие шаньги-пироги),
Возможно за рулём сидят «афганцы»?
Ну, эти без руки или ноги?..
Всё продаётся фабрики, квартиры,
А в переулках выстрелы: «Бабах!»
Широки в плечищах рэкетиры
(И золото желтеет на зубах).
Да, вот такая вызрела сатирка,
Колючая, что твой еловый лес.
Есть у меня облезлая квартирка,
Но люди есть, которые и без...
Сжимаю кулаки свои до хруста
(И стыдно мне за собственный уют).
Обидно, что в моём кармане пусто —
Что Родину на вынос продают.
Да, многое порой необъяснимо
(А дух войны — он не угар печной):
Бывали Куропаткины Цусимы,
А нынче — Куликовы под Чечнёй.
Конечно, нету равенства на свете,
Тех нежно гладят, этих бьют «под дых»:
А у вокзала брошенные дети
Что в курточках засаленных худых.
Из ресторана смех летит и хохот
(Что там миллион-другой шутя спихнуть).
А этим смехачам пока не плохо.
Вот будет плохо — за «бугор» махнут.
КРИВЫЕ СОСУЛЬКИ
Я сегодня не шучу,
Нет нужды «лить пульки»,
Просто рассказать хочу
О кривой сосульке.
С вечера была капель,
И похолодало,
И затеял канитель
Ветер-задувала.
Он такой устроил вой,
Засвистел в свистульки,
А с карнизов головой
Вниз росли сосульки.
Ветра осознав игру
Капельки катились,
И сосульки все к утру
Сильно искривились...
Мы-то разве не кривим? —
Правда ножевая.
Очень трудно быть прямым,
Если нажимают.
* * *
Живи, пока ещё не тесно,
Микроб в питательной среде,
И там найдётся тоже место,
Как здесь нашлось оно тебе.
За жизнь не очень-то цепляйся
Хоть как ни благосклонна гладь.
Свет помутил, покувыркался,
Пора и честь, любезный, знать.
* * *
Не люблю стих трехметровый,
Как подтопленные кочки.
Неужель в четыре строчки
Не уложишь мысли новой?
* * *
Капли сладкого яда,
Бешеный сердца всплеск,
И сумасшедшая радость —
Выше едва ли есть...
Это потом слезы,
Это потом стыд...
Разве первое можно
Начисто позабыть?
* * *
Ты не пишешь, наверно, устала
По опушкам за ветром гоняться...
Над землёй туч густое стадо,
И куда оно — не понятно.
Дни томительны жёсткой разлуки,
Воды речки тусклы не лучатся...
Может быть для меня эти звуки
В тихой комнате безучастия?
* * *
Стою на угоре.
В лощине — ты:
Повсюду кустарник,
Трава, листы.
А возле меня
Только серый дёрн
Да ветер со всех сторон.
Тебе я не нужен:
Вот так повелось,
Что разные песни,
И судьбы врозь.
* * *
Мне об этом не поётся,
Запою — опять солгу...
Солнце в речке разобьётся,
Плёс купавок на лугу,
Пылью говорит дорога,
Виснет над тропой скала...
О любви — не надо много,
Многому цена мала.
* * *
Скоро утро подожжёт
В небе солнце спичкой.
Снова гонится снежок
Вслед за электричкой.
Не догонит — упадёт —
Выдохнется ветер.
Вот и я который год
Занимаюсь этим.
СНЕГ
В лесу и тёмном и прохладном
Тянул свои до мая дни,
От солнца укрываясь жадно,
Предпочитая быть в тени.
Своей тяжёлой массой льдистой
Мешал взойти живой траве.
Уже над ним деревьев листья
Купались в неба синеве.
Да, истина живёт простая:
Не вечен самый долгий сон.
Как ни берег себя — растаял,
От сырости обычной он.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Проза : Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
